Я приехал к старенькой церкви Николая Чудотворца рано утром, еще до начала отпевания. При мне из лаково-черного катафалка шестеро молодых военных извлекли полированный гроб. Журналисты с телекамерами спешили запечатлеть плавное покачивание деревянной лодки. Батюшка, готовясь к службе, наподдал ногой коврик - так бьют по футбольному мячу, и начал поправлять белое покрывало, натянув до подбородка покойного. А я-то думал, что проститься с народным кумиром придут сотни, тысячи почитателей.
... Ему трудно было дозвониться. Незнакомый голос отвечал:
- Дом культуры слушает!
Или:
- Строительный комбинат номер семь. Будете говорить?
Только сойдясь с ним ближе, узнал: это был его стиль - устраивать из каждого пустяка концерт, шоу, фейерверк. Дар артиста, комика, шута побеждал остальные таланты и даже инстинкт самосохранения. Пошутить было важнее, чем сохранить с людьми хорошие отношения. Чем извлечь выгоду. И он изгалялся над тем, над чем не полагалось изгаляться. Меткая фраза была для него значимее житейских благ. Иногда шутки были опасные, но Евгений Моргунов этого не чувствовал. В андроповские времена на Юморине в Олимпийском он вышел к микрофону и объявил голосом Левитана:
- Всем вам просил передать привет Юрий Владимирович...
В зале наступила гнетущая тишина. Администраторы за сценой похватались за головы. Не принято было упоминать имена членов политбюро, председателей КГБ, генеральных секретарей ЦК КПСС всуе. Тем более - в сатирических концертах. Тем более - "Самогонщику", "Бывалому", записному отрицательному персонажу.
- Никулин... - в гробовой тишине закончил Моргунов.
Больше его в Олимпийский не приглашали. Кому нужны неприятности?
Он многое сам себе портил. После концерта в воинской части, куда прибыли поглазеть на знаменитость и представители генералитета, Моргунов признался одному из военачальников, пригласившему артиста на рюмочку, что он - незаконнорожденный сын Колчака... Бедный вояка побледнел, начал заикаться и не знал, как поскорее выпроводить опасного актеришку. Уж не говорю про шуточки, которыми Моргунов сыпал как из рога изобилия, называя себя внебрачным сыном пионера Павлика Морозова, племянником Хрущева, американским шпионом, агентом КГБ... Люди терялись и предпочитали держаться подальше от несдержанного на язык болтуна.
И при этом он был трогательный старик. Из Америки вез жене клубнику, которую дали в гостинице на завтрак. Повторял:
- Обрадую Наташу американской... Это не то что подмосковная...
Полет был долгим, клубника раскисла, потекла, измазала ему брюки и рубашку. Прямо в аэропорту пришлось ее выбросить. Жене он, таким образом, привез одежду для срочной стирки. Зато какими глазами смотрели на него пограничники Шереметьева! Как буквально под руки и прося автографы, проводили через "зеленый коридор" таможенники! Кумир, любимец народа... Самогонщик, браконьер, вор - как и все населяющие нашу страну люди. Печорин, Онегин, Обломов не шли ни в какое сравнение с подлинными героями нашего времени: Трусом, Балбесом, Бывалым...
Моргунов охотно обыгрывал приросшую к лицу маску:
- Вицин в больнице... В тяжелом состоянии... Еду проведать друга... Надо захватить ему передачу. Мне, пожалуйста, вон ту бутылку виски, бутылку джина, еще эти две бутылочки...
И, получив в баре, куда был приглашен на коктейль, весь этот набор "на халяву", под общий хохот удалялся.
Он мог (или хотел?) казаться грубым и недалеким. Но потом вдруг садился к пианино и играл (не пародийно, хотя именно это напрашивалось) Шуберта и Бетховена. То было осмысленное, переживаемое исполнение, он напоминал в такие мгновения Рихтера. Однажды, произнося на дне рождения тост, от которого все покатывались, вдруг запнулся, оглядел сидевших за столом, и с языка его сорвалось: "Зачем мы пришли в этот мир? Чтобы мучиться". Он умел и тонко чувствовать, и глубоко переживать, но редко это показывал. Чуткость и трепетность не входили в арсенал средств, с помощью которых он лепил себя "на продажу".
Он любил розыгрыши. Иногда на перекрестке за веревки отрывал от проводов троллейбусные дуги, просил какого-нибудь интеллигентного прохожего эти веревки подержать (тот думал, что просит водитель, и соглашался), а сам отходил в сторону и наблюдал. Водитель не мог сдвинуть машину с места, выглядывал, видел хулигана, выпрыгивал из кабины... Можете домыслить, что происходило дальше. А еще Моргунов якобы приходил в ресторан "Националь", предъявлял красную книжечку, строго говорил метрдотелю: "Посадите так, чтобы я видел вон тот столик", заказывал выпивку и закуску, весь вечер "вел слежку" за иностранцами и уходил не расплатившись, лишь бросив официанту: "Вы тут спите, а враг не спит"...
Когда снимал его в телепередаче "О чем пищат устрицы", я напомнил ему эти байки. Вечером он мне позвонил:
- Историю про "Националь" вырежи... Ну ее... Вдруг подумают, что у меня на самом деле была красная книжечка...
В той передаче он вспоминал о времени, когда панихиды по писателям происходили в Дубовом зале Дома литераторов, то есть по существу в ресторане. Иногда постамент под гроб начинали устанавливать прямо в присутствии писательской братии. И вот Моргунов свидетельствовал:
- Сидел я за столиком с Твардовским, Фатьяновым, Соловьевым-Седым...
Отмечали день рождения Алексея Фатьянова. А в другом конце зала уже устанавливают обтянутый крепом постамент... Соловьев-Седой говорит: "Женя, дам тысячу рублей, только полежи на постаменте". Моргунов таких денег в глаза не видел, выразил сомнение... Василий Павлович тут же выписал чек на предъявителя. Моргунов пошел и прилег. Хотел на пять минут -но заснул. Компания посидела-посидела и ушла. А Моргунов остался почивать.
Через некоторое время началась паника. Привезли гроб, приехали родственники... Побежали к директору Дома литераторов. Моргунову на год было запрещено появляться в ЦДЛ.
Я подначил его:
- Наверно, в тот день ты крепко выпил?
Ответ был мгновенным:
- Кто пьет некрепко - тот не классик!
...Не восстановить всех его баек, розыгрышей, монологов, записанных на мой автоответчик.
- Андрюша, тебя просит позвонить незаконный сын пионера Павлика Морозова! Есть новый анекдот. Негр решил выпить с нашими рабочими на троих. Налили ему стакан, а он - с копыт. Что делать? Взяли за руки, за ноги и понесли. А прораб смотрит в окно и говорит: "Что за люди... Опять рубероид воруют!"
А теперь о главном, что мне хотелось сказать.
В Сан-Франциско, на футбольном празднике, где мы оказались вместе, он похвастался, что вставил новые зубы.
- Представляешь, врач не взял ни цента. Узнал и предложил помочь...
Врач был из бывших наших сограждан. Но Моргунову, выходит, тоже надо было ехать на другой конец света, чтобы сэкономить на дантисте!
Всю жизнь он не мог достроить дачу. Отбивался от предложений выступить бесплатно, "шефски". Отвечал: "Вот я прихожу в магазин, да, меня узнают, улыбаются, но никто же не дает колбасу бесплатно"...
Из их троицы, пожалуй, только Юрия Никулина можно считать человеком с официально состоявшейся судьбой. Но не будь цирка, который он возглавил, что позволило клоуну сделаться лицом почти политическим, и он стал бы забытым кумиром, достопримечательностью прошлых дней...
Вот что не дает покоя. Окажись их троица в Голливуде - и ни Вицину, ни Никулину, ни Моргунову не пришлось бы заботиться о достраивании дачи, о том, чтобы на операционном столе их вовремя подключили к аппарату "искусственное сердце", не пришлось бы думать о бесплатной колбасе и вставных "по блату" зубах. Трио самородков с гениальными актерскими задатками и характернейшими внешними данными не просто кочевало бы из фильма в фильм, их образы не просто тиражировались бы в мультиках и фарфоровых копиях - успех принес бы артистам несметное богатство... Наша страна заставляет не только обычных смертных, но и "звезд" вести жалкое, униженное существование.
Особенно плох Моргунов стал после гибели сына. Небритый, в носках с растянутыми резинками... Раньше с ним такого не случалось.
...Мы благодарны тем, кто дарит нам радость. Но в лучшем случае способны лишь показать на вчерашнего кумира пальцем: "Смотрите, это он!". А кумиры нуждаются и в понимании, и в защите. К сожалению, мы сознаем это, когда исправить уже ничего нельзя.
Андрей Яхонтов
Газета "Вперед" №71 (05.07.2005)