Прошел год, как не стало Юрия Сергеевича Байковского, самобытного человека, непревзойденного учителя истории школы № 18.
Слово «непревзойденный» ученик Байковского Константин Рыжов вынес в заголовок своей статьи о Юрии Сергеевиче, напечатанной в газете «Вперед» в день, когда Байковскому исполнилось 60 лет, — 19 мая 1990 года.
Тогда Рыжов был еще Костей, начинающим учителем истории, студентом литературного института им. Горького, перечитавшим горы книг в школьные годы. Ныне это писатель, автор четырех солидных томов «Все монархи мира» и восьми томов о деятелях культуры, науки, литературы и истории. Тогда, в дни юбилея, Костя раскрыл такие особенности педагогического таланта Байковского, каких никто в нем никогда не отмечал, а начальство смотрело на них как на чудачество, разрушающее выработанные методики. Вчитаемся вновь в статью Кости Рыжова, чтобы понять, что ценит ученик в Учителе.
Ю. ПАЛАГИН
Юрий Сергеевич Байковский был ведущим историком в нашей школе и всеми признавался за человека знающего, строгого и даже крутого. Ученики его побаивались и уважали одновременно…
Урок начинался с какой-нибудь шутливой фразы: «Итак, тигры…» или «Ну, народ…» и т. п. Его добродушие, однако, никого не могло обмануть, так как за два года мы достаточно изучили его вспыльчивый характер и знали, что он не терпел буквально ни малейшего сопротивления. На доске в его классе висела стальная погнутая указка, о которой ходили многочисленные легенды, лишенные, впрочем, всякого основания. Писал он неровным нервным почерком.
Впрочем, мел, так же, как кино, диафильмы, даже карта, почти не играл роли на его уроках. Все внимание наше сосредоточивалось единственно на его рассказе, лице, руках. Но ими он владел с тем блестящим искусством настоящего оратора, которое заставляет аудиторию видеть, слышать и чувствовать то, чего не может дать ни мел, ни книга, ни кинофильм.
Когда я сейчас стараюсь анализировать по памяти и старым конспектам его манеру излагать материал, то нахожу, что он говорил очень безыскусно, просто, свободно, совсем даже не стремясь сказать что-то больше, чем, положим, нам надо было знать по программе.
И тем не менее он успевал рассказать чрезвычайно много. Информативность любого его выступления при завидной краткости была велика. Байковский, по-видимому, никогда не был связан временем: говорил он не торопясь, отвлекался, шутил, никогда не задерживал на перемене, но успевал рассказать, объяснить и спросить все и всех.
Само собой, Юрий Сергеевич знает и любит свой предмет. Он обладает свойственной для человека науки способностью широко охватывать вопрос при глубоком анализе деталей. В этом ему помогает разносторонняя эрудиция. Он говорил с нами о прошлых и современных проблемах литературы, театра, кино, математики, физики, химии, энергетики, биологии, кибернетики, космонавтики, сельского хозяйства, техники и промышленности вообще так же свободно, как он говорил об истории, каждый раз обнаруживая тонкое и, я бы сказал, даже специальное знание предмета. Наконец, за каждым его словом чувствовался большой опыт человека, много видевшего на своем веку, коммуниста, бывшего секретаря горкома комсомола в годы освоения целины, ученого (...). Он охотно предоставлял свои знания в наше распоряжение. После кружка истории мы провожали его, засыпая вопросами, влияние его на формирование нашего мировоззрения было велико, более велико, чем влияние любого другого учителя.
Несомненно, мне как будущему учителю истории выпала большая удача, что есть такой образец, как Юрий Сергеевич Байковский. Сознательно и бессознательно я стараюсь подражать ему…
Газета "Вперед" №105 (22.09.2005)