Многим, кто знаком с творчеством Лидии Динуловой, близка ее поэзия: чистая, родниковая, незамутненная, выстраданная. Лично мне поэт напоминает созерцателя, мудреца, философа, неторопливо ступающего по одинокой дороге.
Обалдеваешь от людей,/ От встреч, от разговоров,/
От сплетен, от чужих страстей,/ От равнодушных взоров./ А где-то в поле белый снег,/ И небо сине-сине./ А где-то санок легкий бег,/ И серебрится иней...
"Поэзия — тихое дело", — вспоминает Лидия Сергеевна слова австрийского поэта Рильке. И добавляет: "Поэзия — странное дело", ибо в ней "шепот слышнее, чем гром". Стихи Лидии Динуловой лишены внешнего эффекта, зато в них скрывается глубина, они не ярки и не громки, но "притягательны и манящи", как тот костер, который горит в вечерних лугах, "издалека посылая весть".
Я не жду вестей. Не будет чуда./ И огонь исчезнет среди мглы./ От костра останется лишь груда/ Черных головешек и золы.../ Но покуда он во тьме мерцает,/ От него не отвести мне глаз./ И молю его, и заклинаю,/ Чтобы он подольше не погас.
Мне давно хотелось побеседовать с Лидией Сергеевной и записать наш разговор. И вот он, наконец, состоялся в дни, когда Лидия Сергеевна отметила свой юбилей. Пусть эпиграфом к нему станут строки Владимира Сосина — нигде прежде не опубликованные, от руки написанные на поздравительной открытке:
...Нет, глаза у Вас не как озера,/ А скорее — как родник лесной,/ И от Ваших сокровенных взоров/ Веет вдохновеньем и весной...
А.А.: Лидия Сергеевна, расскажите о своей семье. Кто были ваши родители?
Л.Д.: Я родилась в селе Березки Вышневолоцкого района Тверской области. Мой отец — Сергей Борисович Соколов, артистичный по натуре человек, обладавший приятным голосом, еще до революции получил медицинское образование и стал сельским фельдшером. Отец воспитал во мне, как впрочем, и в других детях (в семье нас было шестеро) любовь к музыке и пению. Помню, как возле нашего одиннадцатиоконного приземистого дома в Вышнем Волочке, куда семья переехала в начале 20-х годов, собирались жители, чтобы послушать, как мы поем. Нас в шутку называли даже "Соколовским хором" в память о некогда знаменитом цыганском романсе, в котором были такие слова: "Соколовский хор у яра был когда-то знаменит,/ Соколовская гитара до сих пор в ушах звенит...".
Моя мама родилась в семье церковного старосты в селе Сафонтьево, под Кувшиновом. Если бы вы увидели ее фотографию, то не поверили, что она выросла в деревне. Она очень любила театр. И если бывала с отцом в крупных городах, всегда покупала билеты в театр. А потом нам, детям, рассказывала об увиденном.
А.А.: Когда вы написали свое первое стихотворение?
Л.Д. Первое стихотворение, точнее что-то вроде стихов, я написала в восьмом классе. В начальной школе я сидела за одной партой со знаменитой Валей Караваевой — будущей исполнительницей главной роли в фильме "Машенька" (эта картина — одна из первых в советское время получила Сталинскую премию). Она так зажигательно исполняла песни, стихи, и когда я услышала, как со сцены Валя читала "Клятву Зайнет" Демьяна Бедного — стихи о первой казахской комсомолке, — душа моя будто рванулась наружу. Тогда я написала свои первые строки:
На дворе мороз и вьюга,/ А на сердце столько грусти.../ Сядь сюда, моя подруга,/ Никого к себе не пустим./ У горящего камина/ Будет тихо между нами./ Я судьбу свою раскину,/В голубое глядя пламя.
Вскоре после тех событий я получила бандероль из Ленинграда от старшей сестры, учившейся в медицинском институте. В бандероли была книга Анны Ахматовой "Белая стая", изданная еще до революции — редкость для тех лет... Можно сказать, что Ахматова стала моим первым учителем.
А.А. За что вы цените Ахматову?
Л.Д. За ее подвижническую жизнь. Она никогда себе не изменяла. Цельный человек. Если посмотреть на ее жизнь глазами обывателя, то это череда трудностей и несчастий. А на самом деле, у нее была счастливая жизнь. Конечно, если бы Ахматова не писала стихи, она бы не выжила.
Что ее отличало в поэзии? Строгость формы, лаконичность, высокая простота... Нынче поэты напишут что-нибудь и не знают, что, собственно, хотели сказать. До людей это не доходит. Пусть Анна Ахматова станет для них примером.
А.А. В 1939 году вы после окончания средней школы переехали в Ленинград...
Л.Д. Да, я сначала поступила в сельскохозяйственный институт на факультет "Защита растений". Но со второго курса ушла и начала экстерном сдавать экзамены в политико-просветительный институт, ставший вскоре Ленинградским библиотечным... Первые два года я училась в Москве. А окончила институт в Ленинграде лишь в 1947 году по специальности "библиография". Причиной тому — война.
К родителям в Вышний Волочек приехала буквально за несколько дней перед тем, как немцы перерезали Октябрьскую железную дорогу и взяли Ленинград в блокадное кольцо.
А.А. Вернувшись после войны в Ленинград, вы стали членом литературного объединения при Доме писателей, которым руководил поэт Всеволод Рождественский. Там и состоялась ваша встреча с Анной Ахматовой, а также с поэтом и переводчиком классических и современных поэтов Кореи и Китая Александром Гитовичем... Что вы можете вспомнить о тех днях? Как проходили занятия?
Л.Д. Мы собирались в Доме ленинградских писателей, что на улице Воинова, в гостиной, всегда при полной тишине. Ахматова там появлялась редко. Помню, в самом начале 1946 года, когда Александр Ильич Гитович, только что вернувшийся из Кореи, читал свои переводы, вдруг отворилась дверь, и в небольшую нашу комнату вошла Ахматова. Все затаили дыхание. Анна Андреевна, войдя в гостиную, протянула Гитовичу руку для поцелуя. Мы не могли отвести глаз от нее — величественной, царственной. Ахматова внимательно слушала выступавшего, не проронив ни слова.
А.А. Вы почти два года работали в библиотеке города Фрунзе. И даже были участником фрунзенской литературной группы, которой руководил знаменитый Кайсын Кулиев, народный поэт Кабардино-Балкарии...
Л.Д. По распределению я попала на работу в Республиканскую библиотеку имени Н. Чернышевского. Там я и увидела объявление, приглашающее в литературную группу. Конечно, занятия во Фрунзе отличались от ленинградских — часто литераторы спорили и шумели невообразимо.
В Киргизии любили писателей, относились к ним с почтением. Что касается Кайсына Кулиева... Я знаю — он воевал на фронтах Великой Отечественной под Москвой, Орлом, на Украине и в Прибалтике. Служил десантником-парашютистом, а также военным журналистом. Был неоднократно ранен. После демобилизации, благодаря хлопотам Бориса Пастернака, Кулиеву было выдано разрешение на проживание в Москве. Однако он выбрал Фрунзе — не хотел расставаться со своим репрессированным народом...
А.А. Азиатский климат вам был противопоказан. Спустя два года, вы вернулись в Ленинград, в библиотеку Военно-транспортной академии. Вышли замуж за слушателя академии Владимира Динулова... А когда вы приехали в Загорск?
Л.Д. Я приехала в Загорск в 1954 году. Мой муж, Владимир Васильевич, старший лейтенант, закончил Транспортную академию и по распределению был направлен сюда. В Загорске мы сначала поселились в доме лаврского послушника, бывшего мясника, а потом получили комнату и квартиру. Жили мы с мужем и двумя сыновьями, Сергеем и Михаилом, в военном городке. Сами понимаете, жилось нам, в прямом и переносном смысле, как за оградой. Не хватало общения, духовного наполнения. И тем радостней оказалась встреча с Александром Горловским и литературным кружком, которым он руководил в городе.
А.А. Расскажите о ваших встречах с Анатолием Чиковым и Владимиром Смолдыревым, самыми, на мой взгляд, знаковыми литературными фигурами нашего города...
Л.Д. С Анатолием Чиковым я познакомилась в редакции газеты "Вперёд". Причем совершенно случайно — я пришла, собственно, не в редакцию, а к подруге, которая там работала. В редакции оказался Чиков. Что в первую очередь поразило — его голова. Она удивительно вылеплена...
А.А. "Голова, как скульптора творенье,/ И лицо... Забыть его едва ль./ А в глазах задор и вдруг смиренье,/ И почти вселенская печаль..."
Л.Д. Некоторые стихи Чикова стали для меня откровением. Впрочем, не только для меня. На страницах "Литературной газеты" в начале 70-х годов даже развернулась дискуссия: считать ли Чикова поэтом? В поддержку Чикова выступали поэты Николай Старшинов, Василий Субботин — автор известных строк "Окоп копаю — может быть, могилу...". "Не знаю — был ли Чиков счастливым человеком, но поэтом — безусловно, да", — писал Субботин.
Стихи Чикова скупы на душевные излияния, в них нет надрыва. Но они как-то выражены своеобразно, по-чиковски... В них есть соединение обыденного житейского со сказочным. И сказочное, надмирное выступает так сильно...
Что касается Владимира Смолдырева... Я знала его еще меньше. Просто по натуре я необщительная и держалась от многих в стороне. Помню, что он был скромным, очень приятным, располагающим к себе человеком. Живой, увлеченный поэзией и преданный ей до конца своих дней... В стихах его отличало серьезное отношение к слову, детали.
Несколько занятий литературного кружка прошли под его руководством. Мы собирались тогда в одной из комнат Загорского горкома (теперь здание лаврской гостиницы). На Владимира Смолдырева я смотрела как на мальчишку — уж слишком был молод. Но чувствовала, что он очень образован и начитан. Внимательно прослушав мое стихотворение "Похоронка", Смолдырев оживился и прочитал строки неизвестной мне поэтессы, живущей в Латвии, которую, по его мнению, я ему напомнила: "Не буду сына лепить из глины,/ Я буду в сыне лепить мужчину..."
А.А. В Союз писателей России вы были приняты в 1999 году. В том же году неутомимый Владимир Сосин при поддержке друзей-соратников издал антологию "Поэты Сергиева Посада. ХХ век", в которой была опубликована подборка из ваших стихов. В 2002 году, опять же не без помощи Владимира Сосина, в издательстве "Все для Вас — Подмосковье" вышла ваша первая книга стихов "Жизнь как есть"... Расскажите об этом удивительном человеке...
Л.Д. Раньше я его не замечала. Он был совсем молоденьким. А в начале 60-х годов он подошел ко мне после очередных литературных занятий в кружке и сказал: "Я хочу с вами дружить". "Хорошо", — улыбнувшись, сказала я. Только следующей встречи ждать нам пришлось почти тридцать лет. Беда пришла в мой дом — погиб старший сын Сережа...
Владимира Сосина я увидела снова в 1994 году, когда возобновились занятия "Свитка".
А.А. Символист Поль Валери в статье "Эстетическое изобретение" писал: "Поэзия — противоположность мирового хаоса и интеллектуального порядка, вносимого в мир человеческим духом. Главная задача поэзии — бороться с автоматизмом быта, поэзия должна подняться над прозой жизни и над обиходной речью. И уже не скажешь лучше английского поэта-романтика и философа Колриджа: "Поэзия есть лучшие слова в лучшем порядке". А что для вас поэзия?
Л.Д. Поэзия — это очень многое для меня. Стихи меня вернули к жизни. Когда я потеряла старшего сына Сережу, казалось — все закончилось, вокруг мрак полный. Но два события подарили надежду... В конце сентября 1987 года на родном Лялинском озере я увидела двух тонущих рыбаков — их лодка перевернулась, а до берега было далеко. На рыбаках — тяжелая одежда, и они непременно бы утонули. В одно мгновенье я развернула свою лодку, на которой уже вплывала в протоку... Чудом людей удалось спасти.
А.А. В стихотворении "Случай на озере" вы рассказали об этом:
Две души изнывали/ В холодной воде,/ И кричали и звали/ На помощь в беде./ Как я к ним торопилась/ Против ветра грести./ Как я Богу молилась,/ Чтоб помог их спасти...
Л.Д. А в 1994 году я впервые пришла на занятие "Свитка", руководителем которого стал Владимир Сосин...
А.А. Тот самый мальчик, искавший дружбы с вами тридцать лет назад...
Л.Д. Спасибо ему. Спасибо Татьяне Киселевой за поддержку, Валерию Голубеву, который вытащил меня на эти занятия. Несмотря на то, что к тому времени я уже не работала, настал период самый насыщенный и интересный в моей жизни. Время тогда было тяжелое, а люди в "Свитке" — светлые, одухотворенные, и стихи у них умные, глубокие. Многие "свитковцы" стали мне родными и близкими: Мария Муравьева, Андрей Ефимов, Вера Евдокимова, Люда Титова... Так что поэзия, на мой взгляд, — это оправдание жизни. Поэзия — это спасение.
А.А. Что вы думаете о современном литературном процессе?
Л.Д. Я многих поэтов не знаю. Читаю и забываю. Те поэты, которые приезжали в Сергиев Посад, — вроде интересны. Но почитаешь их и забудешь. Я признаю тех поэтов, поэзия которых прошла через жизнь. Для многих современных поэтов поэзия — игра в слова...
А.А. Николай Гумилев называл себя "конквистадором в панцире железном". Юрий Кузнецов сравнивал себя со "знаменем". С кем вы себя олицетворяете в поэзии?
Л.Д. Я не знаю. Я просто человек.
Беседу вел Александр АНАНИЧЕВ
Газета "Вперед", №22 (14735) от 1.04.2009