Убеленный сединами знаменитый репортер и режиссер документальных фильмов предстал перед нами одетым в простецкие джинсы, кроссовки и трикотажную рубашку с надписью Jonny. Присев на край стола, он наблюдал за тем, как мы устраиваемся на стульях и просто на полу с фотоаппаратами, диктофонами и кружками с чаем. В студии "Радонежья" был, можно сказать, "вечер для своих": перед намеченным на другой день фестивалем Frontline гость из Нью-Йорка согласился встретиться с коллегами-журналистами и провести нечто вроде мастер-класса. Наверное, американская журналистика, как и везде, бывает разной. Например, такой…
Репортер на войне
В течение трех с половиной часов мы слушали рассказы Джона о его работе над фильмами, просматривали их отрывки, задавали вопросы и делились впечатлениями. Больше всего меня (думаю, и других тоже) зацепила история создания документальной картины "Багдад. Скорая помощь", снятой в американском военном госпитале в Ираке в 2005 году. Этот фильм открыл американцам забытые ужасы войны и стал для общественности настоящим потрясением.
"В те времена президент Буш запрещал снимать и показывать все, что касается реальных потерь на войне, — говорил нам Джон. — Нельзя было показывать погибших и раненых, прибывающие из Ирака на самолетах гробы и даже церемонии на воинском кладбище. Такая, знаете, победоносная война абсолютно без крови и без потерь. Все репортеры мучительно пытались найти выход из этой ситуации".
Джон Алперт и его напарник Мэтью О'Нил предложили армейскому командованию снять фильм о полевой медицине, о том, как врачи работают в военном госпитале в "зеленой зоне безопасности" в Ираке. Как ни странно, они согласились. Позже Джон, по его словам, понял, что военные хотели выхода этого фильма: они платили за эту войну главную цену, и им хотелось, чтобы люди знали, какова она.
"Первого человека, который умер на моих глазах, я очень хорошо помню, — рассказывал Джон. — И первого раненого, которому ампутировали руку, тоже. Такое не забывается. Сначала мы планировали, что кроме госпиталя будем ездить в Ираке по разным местам, но потом решили, что в этом нет смысла: война сама пришла к нам".
В госпитале Джон и Мэтью в течение двух месяцев работали посменно, сменяя друг друга с камерой каждые 12 часов. "Я просто стоял в углу с камерой и снимал то, что происходит. К виду страданий, крови и смерти все равно не привыкаешь. Если бы у нас внутри не было ощущения, что очень важно показать это зрителям, мы, наверное, сломались бы. Обоим монтажерам, которые потом работали над фильмом и просматривали эти бесконечные кадры в студии, позже пришлось обращаться за психологической помощью", — говорил нам Джон.
В фильме можно увидеть пять или шесть солдат, которые умерли от полученных ранений прямо перед камерой. По законам США, когда кто-то умирает, то теряет свое право на приватность, и с юридической точки зрения его можно было показывать. Но из этических соображений создатели фильма решили вначале поговорить с родителями погибших. "С матерью одного из парней я говорил по телефону шесть или семь раз, и это были очень тяжелые телефонные звонки. Она оказалась медсестрой приемного покоя "Скорой помощи". После того как она посмотрела отснятые нами материалы, она сказала: для меня будет честью, если эти кадры войдут в фильм. Матери должны знать, как погибают их сыновья. Но, пожалуйста, не показывайте его лица", — рассказывал Джон.
Когда о выходе фильма в эфир было объявлено, администрация президента Буша пришла в неистовство. От руководства телекомпании HBO требовали запрета на его показ, грозя многомиллионными убытками. Тем не менее премьера состоялась. Мы поинтересовались у Джона, всегда ли бывает так. Он ответил, что его счет в этом смысле "фифти — фифти": "В процесс создания фильма никто не вмешивается, мы не занимаемся самоцензурой, но его окончательную судьбу определяем не мы".
В 2006 году фильм получил премию "Эмми" в четырех категориях: за лучшую режиссуру, лучшую операторскую работу, лучшую звукорежиссуру и за особые заслуги в документальном кинопроизводстве. Общественное мнение в США относительно войны в Ираке сильно переменилось.
Криминальная жизнь
"Когда я сказал парням, ведущим далеко не самый правильный образ жизни, что хочу снимать их вылазки на ограбление магазинов и прочее, мы условились о трех вещах. Первое — за съемки я не плачу им ни цента. Второе — я не закладываю их полиции. Третье — фильм выйдет только тогда, когда их поймают и отправят в тюрьму. В том, что это рано или поздно случится, никто из нас не сомневался", — так Джон начал рассказ о съемках документального фильма "Криминальная жизнь", повествующего о нравах городской шпаны.
Два молодых (на тот момент) вора, очевидно, были не лишены определенной доли тщеславия. Джон сопровождал их во всяких сомнительных предприятиях, держа наготове любительскую камеру и снимая все происходящее. Он показал нам отрывок из фильма: ночью юные преступники забрались в магазин по продаже постельного белья, набили сумки простынями и пододеяльниками и потом продали их в какую-то другую подобную лавку. Черно-белые кадры наглядно демонстрировали весь процесс.
"Вы не боялись, что вас могут привлечь как соучастника?" — спросили мы. Джон пожал плечами и признал, что определенный риск, конечно, был, но интуиция подсказывала ему, что все обойдется.
Парней в конце концов, действительно, посадили. Джон продолжал отслеживать их судьбу и через несколько лет снял вторую часть документального фильма. Двухчасовая картина рассказывала о том, как бывшие преступники, вышедшие из заключения, пытаются построить свою жизнь заново. Один из них был наркоманом, сумел избавиться от наркозависимости, но после нескольких "чистых" лет решил побаловать себя героином в праздник Дня независимости США. Этот укол стал для него последним: он мгновенно умер прямо с иглой в вене. Опознать его личность смогли только после того, как возле телефона нашли записанный на обоях номер Джона.
Фильм принес Джону Алперту очередную, одиннадцатую на тот момент, премию "Эмми".
Последний ковбой
"В детстве я, как и всякий городской ребенок, мечтал стать ковбоем, — сказал нам Джон Алперт. — У меня была игрушечная лошадка и шляпа. Когда стал репортером, я, конечно, захотел снять фильм про настоящего ковбоя, но вначале не знал, как к ним подступиться. Первые два ковбоя, как и следовало ожидать, послали меня с моей камерой куда подальше. Зато третий пожал плечами и буркнул, что если я не буду мешаться, он не против. Впоследствии мы стали большими друзьями. Угадайте, сколько лет я снимал его?"
Послышались разные предположения: год, три, пять... Джон с улыбкой выслушал всех и сказал, что никто из нас даже примерно не приблизился к правильному ответу. Потому что историю фермера из Южной Дакоты Вернона Сэйгера и его семьи он снимал в течение двадцати четырех лет.
"Романтический флер, который окружает ковбоев, не имеет ровно ничего общего с их реальной жизнью. Людей, которые вкалывают на своей очень тяжелой работе больше, чем они, я в жизни своей не видел, — рассказывал Джон. — К сожалению, их время уходит: в неделю в США закрывается до 250 семейных хозяйств, которых когда-то было очень много и которые составляли важную часть экономики". Мы подумали, что ослышались и переспросили: так много, 250 в неделю? Джон кивнул. Мы поинтересовались, в чем причина.
"Городская жизнь, она манит, — сказал Джон. — Когда я начинал свои съемки, у нашего ковбоя была большая семья: жена и пятеро детей. К концу съемок он остался один. Никто из детей не захотел заниматься сельским хозяйством, вставать в пять утра, садиться на лошадь и выгонять коров на выпас. Дед моего героя не знал, что такое электричество, и был доволен своей судьбой. Сегодня есть телевидение и Интернет, которые предоставляют много соблазнов и показывают совсем другую, красивую, жизнь. Даже жена, воспитавшая с ним пятеро детей, однажды сказала, что ей надоел весь этот навоз и быки и ему придется выбирать между ними. Но он — настоящий ковбой, и догадаться о его выборе несложно".
Джон показал нам наиболее "экстремальные" кадры из фильма: зимой температура неожиданно опустилась до минус 32 по Цельсию, в результате чего часть стада, обитавшего на открытом воздухе, погибла (Южная Дакота находится примерно на широте Саратова и Воронежа. — Ред.). Ковбои, даже в лютый мороз почему-то не снимавшие свои очень легкие с виду шляпы, загоняли коров в стойло, принимали отел, разбрасывали по заснеженным полям корма. Мы заметили, что у нас зимой коровы не живут на открытом воздухе. Джон сказал, что в Дакоте обычно более-менее тепло, поэтому в коровниках принято держать лишь молодняк.
"Мы и сейчас дружим с Верноном, регулярно перезваниваемся и рассказываем друг другу ковбойские анекдоты, — сказал Джон. — Бывает, я езжу к нему на праздники, на Рождество. Он, как и я, уже немолод, но пока держится и работу не бросает".
В финале фильма Вернон, пародируя вестерны, садится на лошадь и уезжает в сторону заката, уточняя, что сейчас вообще-то раннее утро и поэтому скакать ему придется долго.
Фильм "Последний ковбой" имел огромный успех, был номинирован на несколько наград и завоевал престижную Премию наследия Запада.
Справка
Джон Альперт, 63 года, знаменитый американский журналист и режиссер-документалист. В течение 15 лет был одним из лучших репортеров в Америке. Побывал почти во всех "горячих точках" на планете: Камбоджа, Иран, Никарагуа, Филиппины, Куба, Ангола, Корея, Югославия, Афганистан, Ирак. Был единственным западным журналистом, которому в 1990-х и начале 2000-х соглашались давать интервью Саддам Хусейн и Фидель Кастро. За снятые им документальные фильмы получил 15 премий "Эмми" и множество профессиональных наград в разных странах. В 2010 году его картина "Слезы Сычуани" (о последствиях землетрясения в Китае) номинировалась на "Оскар" в категории "Лучший документальный короткометражный фильм". Член Оскаровского комитета.
Основатель Городского общественного телевизионного центра (Downtown Community Television Center, DCTV), самого крупного и уважаемого некоммерческого общественного медиа-центра в Америке. Во время съемок работает по принципу "человек-оркестр" (универсальный специалист на съемочной площадке), создавая фильмы и сюжеты в качестве оператора, репортера и режиссера одновременно.
Александр ГИРЛИН, газета «Вперед»